«У нас новые перспективы»: директор галереи Айвазовского в Феодосии о планах по созданию музейного квартала

— Татьяна Викторовна, Айвазовский — это мировой бренд, а собрание музея — жемчужина не только российского, но и мирового уровня. С момента основания галерея имеет уже четвертую юрисдикцию: Российская Империя, СССР, Украина, Российская Федерация. Но завещание есть завещание. Картины Айвазовского остаются в Феодосии. Что изменилось за это время?

— Если позволите, о Российской Империи я умолчу, я ещё молода и хороша собой, чтобы это всё помнить (смеётся) . Айвазовский завещал свою галерею городу. В то время это был замок площадью 260 квадратных метров, в котором хранились 49 его работ. Он открыл эту галерею в 1880-м году. Даже такие крупные музеи, как Русский музей, Третьяковская галерея, в качестве публичных открылись много позже, чем галерея в Феодосии. Не было ещё частных публичных музеев. В то время в России было два государственных публичных музея: Эрмитаж в Петербурге и Румянцевский музей в Москве. Но это были столицы. А вот частных публичных музеев не было. И в таком виде он существовал до 1922 года. В 1922-м галерея вошла в сеть государственных музеев и существовала как Феодосийская картинная галерея имени Айвазовского.

Она пережила эвакуацию, коллекция была полностью спасена в годы Великой Отечественной войны. Потом было страшное безвременье в 90-е… И настал наш украинский период. Это не меньшее безвременье. Хотя в украинский период мы были Национальной картинной галереей имени Айвазовского. Тем самым мы повысили свой статус, на самом деле. И, кроме того, мы всегда были даже не островком, а большим островом, большой территорией русской культуры. На Айвазовского обращали внимание, потому что это такая величина, на которую не обратить внимание невозможно.

— Вопрос о национальном языке, который так болезненно воспринимался на Украине, как-то отражался на работе музея?

— Нас толкали делопроизводство вести на украинском. Но весь Крым, не только мы, сопротивлялся. И уже в начале 2014 года я поняла, что сопротивляться дальше невозможно. Я решила начать с этикетажа, чтобы была эта «державна мова», государственный язык. У нас уже были набраны этикетки, трехъязычные: русский, английский и украинский, но мы ещё не передали их в печать. А тут события марта 14-го года — и не пришлось этого делать.

— Как проходил момент перехода под российскую юрисдикцию? Для Крыма в целом, для музея в частности?

— Знаете, для Крыма это особое время. Хоть уже прошло столько лет, всё равно это особое время. Как это отразилось на нас? Практически не отразилось. Коллектив у нас очень сплочённый, остался в том же составе. Из числа наших приобретений: мы попали под Федеральную целевую программу. В этой программе 40 памятников. Наши оба здания — это памятники.

Главное здание — памятник федерального значения, а второе — республиканского. Мы попали в финансирование на капитальный ремонт. Всё это время ведётся проектная работа, идёт экспертиза. У нас готово технико-экономическое обоснование. По нему определена сумма, которая будет внесена в бюджет — 800 млн рублей на реставрацию.

Сейчас ведутся торги по определению подрядчика на проектно-сметную документацию ремонтно-восстановительных работ. Думаю, что с конца следующего года начнутся строительно-монтажные работы.

— Музей будет закрываться на время реставрации?

— Нет, музей не закроется. У нас уже есть опыт: в украинский период мы слегка ремонтировались и продолжали принимать посетителей. Сейчас у нас закрыт главный выставочный зал, где Айвазовский и открыл свою картинную галерею, и ряд помещений первого этажа.

— Почему?

— Потому что они непригодны сейчас ни для чего. Сейчас галерея имеет два лица. Одно лицо — открытое публике. Это те помещения, где мы можем хранить и экспонировать картины. А второе — помещения, которые выглядят очень плохо и которые с нетерпением ждут капитального ремонта. На первом этапе будет построено здание фондохранилища. Туда мы эвакуируем всю коллекцию второго нашего здания.

— Сколько картин Айвазовского сейчас хранится в музее?

— Кисти Айвазовского — 416 работ. Это его самая крупная в мире коллекция. А всего фонды галереи насчитывают около 11 тыс. единиц хранения. Это ещё и самая крупная в мире коллекция работ Богаевского, Латри, Волошина. Несмотря на то, что есть дом-музей, в нашей коллекции Волошин-художник представлен намного лучше.

— Как это получилось?

— Дело в том, что уже после смерти Айвазовского Волошин принимал участие в выставках и сам дарил галерее свои работы. Потом, в 60-х годах, уже вдова художника — Мария Степановна Волошина — очень дружила с руководством нашего музея. Это была стратегическая дружба. Музеи так часто дружат. Она была очень интересным человеком, подготовила выставку, пригласила наших дам и сказала: «Выберите всё, что хотите для галереи». И галерея закупила работы Волошина очень дешево: по пять рублей, по три рубля — такая была цена. Остальное поступило в Дом Волошина, а мы имели возможность выбрать.

Кроме того, у нас коллекция русской живописи 19-го века, 20-го. Довольно полное собрание русской маринистической живописи, которое характеризует все этапы её развития и главных авторов. И после капитального ремонта мы рассчитываем значительно увеличить нашу экспозиционную площадь.

Но наши планы развития связаны с ещё одним очень важным фактом. Дело в том, что Айвазовский был не только всемирно известным художником. Он был ещё и самым крупным землевладельцем Крыма. И одним из самых крупных землевладельцев юга России, пахотные земли, сады. Ему принадлежало почти 13 тыс. десятин орошаемых крымских чернозёмов. Это были земли очень плодородные. Уже в 19-м веке он на них выращивал, в том числе, пшеницу твёрдых сортов, которую итальянцы покупали.

А первый участок он купил в 1846-м году на берегу моря. И на нём сейчас и стоит наша картинная галерея. Этот участок земли намного больше, чем наша территория. В послевоенное время на нём расположился военный городок, который сейчас практически необитаем.

Давным-давно мы начали переписку, ещё в украинский период. И этот вопрос не решался. Но он оказался по плечу главе республики, который совсем недавно получил эти земли от военного ведомства. И теперь у нас новые перспективы.

— Земли передали вам?

— Пока их передали республике. Под эти земли нужно новое финансирование. Наш крымский министр культуры активно лоббирует этот вопрос. Недавно прошло заседание Попечительского совета под председательством Мединского. Перед ним в очередной раз был поставлен этот вопрос о том, чтобы мы получили финансирование, освоили это пространство и сделали музейный квартал, самый крупный на юге России. Многие прекрасные художники нашей коллекции смогут выйти из тени. Сейчас Айвазовский затмевает всех. Он, бесспорно, «золотой век» русского искусства. Но у нас представлен и прекрасный «серебряный».

— На окне галереи висит объявление о концерте музыкантов из Австралии. Часто бывают иностранцы?

— Сейчас пока нет. Это прилетели потомки Айвазовского. Они живут в Австралии. Прапраправнучка Джорджия Ло играет на арфе. И впервые за 120 лет мы возобновили традицию семейных музыкальных вечером в доме Айвазовского. Сам он, кстати, прекрасно играл на скрипке.

В доме огромное количество всяческих традиций, мы их поддерживаем, стараемся развивать. Например, проходит уже третий бал Айвазовского. И, если первые два года этот бал был исключительно крымским, а чтобы принять участие в нём нужно быть школьником выпускного класса и написать эссе на заданную тему. В этом году у нас две девушки из Брянска, одна из Сиднея, одна из Мельбурна. 28 победителей. Девушка-победительница получает молодого человека, который профессионально танцует. А юноша победитель — партнёршу. Первый раз они встречаются на балу.

— Украинская сторона не требовала отдать картины?

— Нет. Но перед референдумом и сразу после у меня было огромное количество звонков примерно такого характера: «Скажите, пожалуйста, в юрисдикции какого государства вы находитесь?» Я говорю: «В юрисдикции Российской Федерации». — «Как? Вы украинская национальная картинная галерея». Я говорю: «Назовите мне хоть один музей, который, находясь на иностранной территории, был бы вдруг в юрисдикции другого государства. У нас нет своего отдельного глобуса». Далее разговор переходил в геополитику. И третья стадия — это были угрозы: «Мы знаем, что вы овдовели и одна воспитываете дочь, она школьница. Вы так смело с нами не разговаривайте, нехорошо». Ну, ничего, это прошло. Угрожали, но никто не приезжал. Но времена были крайне неприятные. Когда парламент украинский заседает, и вдруг кто-то встаёт и говорит: «Вот, пока мы тут с вами заседаем, Москва вывозит наши работы Айвазовского из Феодосии». Никто никуда ничего не вывозил, но это подогревало страсти.

— В галерее была специально выделенная охрана?

— Нет. В городе был порядок, беспорядков не было. Не было никакого опасения. Сложнее было, когда Украина нас лишила электроснабжения. Это же не только свет в залах. Это и отопление, поддержание температуры и влажности, это и охрана. Мы не могли сдать на охрану. Дежурили порой до полуночи. Ведь электричество должно было быть одновременно и у нас, и на пульте охраны, и у провайдера. А шли веерные отключения. У одних есть свет, у других — нет. И ждали, пока на всех трёх точках появится электричество. Тогда усиливали охрану.

И вот, мы сидим и думаем, что же делать? И тогда у меня было новое впечатление от того, что живешь в большом государстве. Сижу я в кабинете, идёт совещание. Вдруг заходят мужчины в казачьей форме и говорят: «Кто директор?» — «Я». — «Мы вам из Краснодара генератор привезли. Распишитесь». Я расписались, поставили нам его, просто так, и уехали. Я до сих пор вспоминаю, как это было трогательно.